... Издали, в лесном коридоре, оно показалось веселое и нарядное, сияющее необыкновенно чистой и ровной желтизной. Я подошел поближе: это было заброшенное поле, давно не паханное и не сеянное, и теперь густо заросшее какими-то невысокими растениями-кустиками. От них вдруг дохнуло приятным горьковато-цветочным ароматом. «Да это сурепка, — вспомнил я когда-то читанный ботанический атлас, — что-то вроде сорняка...».
Свежий ветер пробежал над живым ковром, все поле заиграло и запереливалось золотистыми волнами, которые докатывались до затененной солнцем стены леса, образуя удивительный контраст темно-зеленого и ярко-желтого. «Будто драгоценная чаша в малахитовой оправе» — мелькнуло сравнение.
Высоко в знойном июньском небе парил коршун. Жара предвещала грозу. Над западной частью горизонта уже темнела громадная туча, набухая дождем. И только в зените неровные, быстро смещающиеся края облаков ослепительно сверкали расплавленным серебром, источая нестерпимый свет. Ветер усиливался, все соцветия сурепки быстро раскачивались, будто исполняя какой-то экзотический танец.
Звенело, страстно и не переставая, множество невидимых глазу жаворонков. Будто перед грозой пели и цветы, и лес, и это далекое от человеческих селений поле. Но вот теплые серые комочки упали откуда-то с неба и зависли над кустиками золотистой сурепки. Некоторые жаворонки вились над самым полем, перепархивая от цветка к цветку и наполняя окраину неумолчным пилением. Другие, часто трепеща крылышками, поднимались вертикально и зависали метрах в четырех-пяти над землей и также громко славили жизнь.
Предгрозовые облака громоздились по всему небу, кое-где иссиня-розоватые, будто раскаленные изнутри, и я увидел, что над лесом осталось лишь небольшое голубоватое окно, из которого прямым широким водопадом прорывались к земле лучи, заливая теплым мягким светом все летнее благоухающее цветение. А в напряженном, наполненном электричеством воздухе беззвучно бушевала метель из летящего вокруг осинового пуха. Но вот где-то оглушительно ударил гром, и первые крупные капли дождя шумно хлестанули по золоту цветов сурепки. В тот миг, когда пришел ливень, вдруг показалось, что вся живая природа свободно и облегченно вздохнула, что все деревья, растения, птицы и звери обрадовались сверкающему, всполошному, сотканному из толстых водяных струй, дождю.
До нитки промокший, один среди затуманенного и вдруг притихшего, словно бы придавленного стихией поля, я также молча наслаждался упоительным счастьем человека, которому один, от силы два раза в году дано увидеть и ощутить прекрасное смятение в природе. | … Отдалече, в тунела от дървета, то изглеждаше весело и нагиздено, сияещо в необикновено чиста и равна жълта премяна. Приближих се: това беше изоставено поле, не орано и не засявано отдавна, сега гъсто обрасло с някакви невисоки храстовидни растения. Внезапно от тях се понесе приятен горчиво-цветен аромат. „Та това е зимниче, - спомних си четен отдавна атлас по ботаника – от рода на плевелите…“. Над живия килим пробяга свеж вятър, цялото поле заигра в преливащи се златисти вълни, които, достигайки до потъналата в сянка стена на гората, образуваха удивителен контраст между тъмно-зеленото и ярко-жълтото. „Като скъпоценна чаша с малахитов обков“ – хрумна ми сравнението. Високо в знойното юнско небе се рееше хвърчило. Жегата предвещаваше буря. Над западната страна на хоризонта вече тъмнееше огромен облак, натежал от дъжд. И само в зенита разкривените, бързо менящи се краища на облаците блестяха ослепително като разтопено сребро, излъчвайки непоносима светлина. Вятърът се усилваше, всички съцветия на зимничето бързо се люлееха, сякаш изпълняваха някакъв екзотичен танц. Звънтяха, страстно и непрестанно, множество гласове на невидими за окото чучулиги. Сякаш преди бурята пееха и цветята, и гората, и това отдалечено от човешките селения поле. Но, ето че топли сиви бухнали облачета изпопадаха някъде от небето и увиснаха над храстчетата златисто зимниче. Някои от чучулигите се виеха над самото поле, прехвърчайки от цветче на цветче и изпълвайки околността с безспирно цвърчене. Други, често трепкайки с крилца, се издигаха вертикално, увисваха на четири-пет метра над земята и също гръмко прославяха живота. Предбуреносните облаци се трупаха по цялото небе, някъде синьо-розови, като че нажежени отвътре и аз видях, че над гората беше останал само малък синкав прозорец, от който в прав широк водопад струяха към земята лъчи, заливайки с топла мека светлина цялото лятно благоухаещо цветно море. А в изпълнения с електрическо напрежение въздух беззвучно бушуваше вихрушка от хвърчащи трепетликови пухчета. Но, ето че някъде оглушително удари гръм и първите големи капки дъжд шумно плиснаха по златните цветове на зимничето. В мига, когато дойде пороят, внезапно ми се стори, че цялата жива природа свободно и облекчено си отдъхна, че всичките дървета, растения, птици и животни посрещнаха с радост искрящият, проблясващият, изтъкан от дебели водни струи, дъжд. Прогизнал до кости, сам сред притъмнялото и изведнъж притихнало, като че занемяло под стихията поле и аз мълчаливо се наслаждавах на упоителното щастие на човека, комуто единствен е дадено, от редките два пъти в годината, да види и почувства прекрасната тревожност на природата. |